Добрый день, уважаемые читатели! Сегодня мы поговорим об удивительном писателе, подарившем нам множество фантастических и романтических произведений. Об Александре Грине.
«Не знаю, сколько пройдет лет, — только в Каперне расцветет одна сказка, памятная надолго. Ты будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус…»
Грин занимает в русской литературе какое-то особенное место, вне определенного стиля, течения или группы. Этот одинокий и замкнутый человек всегда следовал своему же собственному совету: «Став капитаном, не сбивайтесь с пути и не слушайте никого, кроме себя». За то и пострадал — современники его верность самому себе не поняли и не простили.
Но то будет много позднее, а вначале были провинциальная Вятка с догматом «быть как все», пьяница отец, большая нищая семья и первое прочитанное слово — «море». Читать и мечтать Саша Гриневский любил больше всего, а вот остальное у него как-то не складывалось. Нетерпеливый и небрежный, мальчик никогда не доводил до конца начатых дел. С учебой тоже получилось некрасиво: из реального училища Александра исключили за обидные четверостишья, высмеивавшие преподавателей, пришлось оканчивать четырехклассное городское училище. О гимназии после этого думать не стоило.
В городе оставаться становилось все сложнее: Грину не нравилась Вятка, а Вятке не нравился Грин. Мать умерла, когда ему исполнилось тринадцать, отец женился второй раз, с мачехой отношения не заладились. Друзей тоже не было: Саша не стремился к общению, а сверстники его не любили, считали странным, «колдуном».
Начитавшись книг (Купера, Дефо, Верна, По), мальчик на их основе составил свое представление о реальности. Он мечтал о море, приключениях и экзотических странах. Изредка в Вятке появлялись матросы, и Грин с восхищением наблюдал за этими «высшими существами», но первые же два разговора с ними ничего, кроме разочарования, не принесли: «Я видел, что он смотрел на море как на работу, а не как на героическую поэзию, и отвернулся от него сердцем своим». Тем не менее, жребий был брошен, и в 1896 году Александр уехал в Одессу в надежде выучиться морскому делу. В дорогу на все расходы ему дали шесть рублей. С учеников на кораблях брали — восемь…
Живя впроголодь, он однажды позволил себе купить дорогую фарфоровую чашку. Все потешались над ним, а юный мореплаватель и сам толком не мог объяснить в себе это свойство — тягу к прекрасному. Единственный раз на судне «Цесаревич» Грину посчастливилось попасть за границу, в египетский город Александрию. Он ожидал увидеть пустыню и львов, но опять обманулся. Пройдя несколько пыльных улиц, мечтатель остановился перед глубокой канавой с мутной водой. За ней — плантации и огороды. Вот и вся Африка. Вернувшись на пароход, он рассказал, что в него стреляли, а красавица арабка подарила ему розу и сказала: «Селям алейком». Ему совершенно не было стыдно: фантазия звучала лучше, чем правда. Так рождался его собственный мир, где сбываются мечты.
А между тем грубая реальность уже вынесла свой приговор: Саша Гриневский не только не мог учиться морскому ремеслу, но и не хотел. Ему нравилось воображать себя матросом, но не быть им на деле. За время недолгих плаваний он даже ни разу не спустился посмотреть на машинное отделение.
Изголодавшись и устав от бродячей жизни, Грин решает вернуться в Вятку. Но в родных краях ничего не меняется: «Не было в жизни мне ни места, ни занятия». В надежде на лучшее он едет в Баку, потом на Урал, наивно мечтая стать золотоискателем и найти клад. Попутно Грин соглашается на любую работу: маляра, рыбака, грузчика, лесоруба, чернорабочего, матроса, банщика. Но итог неизменен — нищета, голод, болезни и разочарования. «У меня не было будущего. Босяк — лесной бродяга чужой здесь и чужой там». Тема одиночества пройдет через всю его жизнь, он всегда будет слишком сам по себе, и, наверное, такова судьба.
Так или иначе, Александр Грин начал писать.
Потом будет еще несколько ссылок, амнистий, побегов, жизнь в Петербурге по чужим документам. Даже псевдоним он поначалу возьмет, чтобы скрыть свое имя от полиции. Но из партии Грин все-таки выйдет, приняв твердое решение не вступать ни в какие «политические кружки». Чуть ранее, в 1906 году, напечатают его первый рассказ «В Италию», а в 1908 году — первый сборник пока еще реалистичных рассказов «Шапка-невидимка». Но уже с 1909 года писатель начнет создавать свои города: Лисс, Зурбаган, Гель-Гью, Покет — и своих героев с вымышленными, словно «иностранными» именами.
«Сидя часами в своей совсем холодной комнате, изредка поглядывая в затянутое изморозью окно на унылый каменный двор, он писал в это время самую удивительную солнечную феерию «Алые паруса», и трудно представить, что такой светлый, согретый любовью к людям цветок мог родиться здесь, в сумрачном, холодном и полуголодном Петрограде в зимних сумерках сурового 1920 года, и что выращен он человеком внешне угрюмым, неприветливым и как бы замкнутым в особом мире, куда ему не хотелось никого впускать», — вспоминал Вс. Рождественский.
Александр Грин будто так и остался тем пареньком, который ожидал увидеть прекрасные пейзажи, но, наткнувшись вместо этого на вонючую канаву и какие-то огороды, придумывал истории о бедуинах и прекрасной девушке, подарившей ему цветок…Он прекрасно знал, о чем пишет, представлял свой мир до мелочей, и в его воображении все оставалось неизменным, будто описываемые им места существовали на самом деле.
Писатель уверял, что он словно уходит в другую страну и не возвращается, пока не поставит последнюю за день точку. Однажды, обсуждая какой-то плохо написанный фантастический рассказ, Грин возмутился: «Бездарно? Да, бездарно! А почему? Потому что он сам не верит тому, о чем пишет. Эх, люди! Не умеют они владеть фантазией, мечтой — быть может, лучшим своим достоянием».
Александр Грин писал как будто для последующих поколений. Это потом его книги будут издавать огромными тиражами и войдут в школьную программу, а символы из его произведений станут настолько популярными, что будут по ним проводить фестивали. Будут сниматься фильмы и ставиться спектакли по его книгам.
Книг он написал множество. Некоторые оказались утраченными. При жизни многие из них не печатались. Большинство его книг стали печатать только в 40-50 — е годы двадцатого века.
Грин так умело сочетал элементы сказки с силой, мужеством, трудолюбием, настойчивостью и честностью своих героев, что мы можем и не заметить её. Вы скорее поверите в силу человека, а не в силу сказки.
Вот почему Грина иногда называют не романтиком, а «сказочником странным», сказочником, сочиняющим только для сильных и храбрых людей.
Александр Грин верил в мистику числа 23, об этом в своих воспоминаниях говорила его жена Нина Николаевна: «Все знаменательные дни своей жизни Александр Степанович приурочивал к цифре «23», которую считал для себя счастливой: 23 августа 1880 года — его рождение; 23 июля 1896 года — отъезд в Одессу; 23 февраля 1900 года — на Урал; 23 октября 1894 года по новому стилю родилась я. Александр Степанович говорил: «Значит, ты судьбою была мне назначена». 23 февраля 1921 года по старому стилю мы с ним поженились».
В жизни Александра Грина было достаточно много случаев, которые сложно объяснить логически. В 1903 году, в Севастополе, перед своим арестом, Грин чувствовал необъяснимую тревогу, нежелание идти на встречу. Неприятное предчувствие в тот день полностью оправдалось.
Нина Николаевна в своих воспоминаниях рассказывала о встрече Грина с цыганкой: «Цыганка пристала к нему: «Дай погадать». Александр Степанович дал руку. «Тебя скоро предаст тот, кого ты называешь своим другом. Но пройдут годы, и ты наступишь на врагов своих. Возьми этот корешок и всегда носи при себе, — на счастье». Александр Степанович, посмеиваясь, дал цыганке денег, сунул корешок, завернутый в бумажку, в жилетный карман, забыл о ее словах и уехал в Петербург. Сойдя на Балтийском вокзале, он пешком пошел к себе домой. А жил он тогда на 6-й линии Васильевского острова, близ Николаевского моста. Навстречу попадаются два городовых, подходят к Александру Степановичу и спрашивают: «Вы — господин Мальгинов?» Сердце, говорит Александр Степанович, сразу у него дрогнуло, пронеслись в голове слова цыганки, он ответил: «Да», и на него надели наручники; отвезли в Дом предварительного заключения. Во время первого же допроса Александр Степанович понял: он действительно предан тем, кого считал приятелем (А.И. Котылевым). и кому, единственному во всем Питере, поведал в минуту откровенности, что он нелегальный и настоящая его фамилия — Гриневский.
Слова цыганки, так быстро и верно исполнившиеся, произвели на Александра Степановича сильное впечатление. Он нашел в жилетном кармане корешок, зашил его в пояс брюк и носил много-много лет. Когда я вышла за него замуж, увидела этот крошечный мешочек, который он попросил меня перешить к поясу домашних брюк, и рассказал мне его историю. До 1928 года Александр Степанович носил этот корешок. Когда как-то в дом, где мы жили в Феодосии, пришел измученный и истощенный бродяга, мы накормили его, Александр Степанович долго с ним разговаривал, потом сказал мне, чтобы я отдала ему его домашние старые брюки и теплую фланелевую рубаху. И я отдала. И мы оба забыли, что у пояса пришит корешок-талисман. Так и ушел он из нашего дома».
Александр Грин мог предвидеть будущее, ему часто снились сны, в которых он видел то, что происходило с ним на следующий день.
Соберите ПАЗЛ!
До новых встреч! Надеемся, вам было с нами интересно.
