Добрый день, дорогие друзья! Наша встреча посвящена   важной дате в русской литературе – 180-летию со дня смерти великого поэта Михаила Юрьевича Лермонтова.

Жизнь М.Ю. Лермонтова была мгновенна и ослепительна, как проблеск молнии на грозовом небе. Но, не дожив и до 27 лет, он успел испытать все: взлеты вдохновения и горечь разочарований.

Пушкина мы представляем в окружении друзей, а Лермонтова – одиноким. Почему так? Ощущение одиночества идет от его творчества, от собственного его мироощущения.

 Стихотворение «Земле я отдал дань земную…»

Земле я отдал дань земную

Любви, надежд, добра и зла;

Начать готов я жизнь другую,

Молчу и жду: пора пришла;

Я в мире не оставлю брата,

И тьмой, и холодом объята

Душа, уставшая моя;

Как ранний плод, лишенный сока,

Она увяла в бурях рока

Под знойным солнцем бытия…

Михаил Юрьевич Лермонтов родился 15 (3) октября 1814 года. Детство будущего поэта прошло в Тарханах, имении бабушки – Елизаветы Алексеевны Арсеньевой. Для бабушки ее ненаглядный внучек Мишенька был самым дорогим человеком на свете. Рано овдовевшая Елизавета Алексеевна пережила большую трагедию, похоронив еще совсем молодую единственную дочь, мать Миши. С тех пор она жила ради внука.

Бабушка во всем ему потакала. Любит играть в войну? Так вот ему и куча «солдат» из крестьянских детей. Вот лошадка живая. Катание на лодках. Походы в лес. И даже длительное путешествие на Кавказ… Вот учителя – какие бы ни были – лишь бы занимали внука. Всякий день, а пуще всякий праздник — дым коромыслом, лишь бы Миша был весел.

Бабушка с тревогой приглядывается к нему: вот как будто задумался — да грустно так. А вдруг спросит про отца – почему он редко бывает в Тарханах, почему не живет здесь? А вдруг начнет выспрашивать о матери – почему да как умерла, да что было? Рано ему все это знать… Да об отце ли он думает?!

Он ничего не спрашивал. Но с какой радостью кидался к отцу в его редкие приезды, как льнул к нему! И как сокрушала эта сыновняя радость сердце Елизаветы Алексеевны! Любящее бабушкино сердце… Миша – один сын у Юрия Петровича. Но он же и единственный внук у бабушки.

Если бы не завещание Арсеньевой — забрал бы Юрий Петрович сына к себе в Кропотово. Но связала она его этой бумагой.

 «После дочери моей Марьи Михайловны, которая была в замужестве за капитаном Ю.П. Лермонтовым», — говорилось в завещании, — остался в малолетстве законной ее сын, а мой родной внук Михаил Юрьевич Лермонтов. Завещаю и предоставляю по смерти моей ему, родному внуку моему М.Ю. Лермонтову, принадлежащее мне движимое и недвижимое имение, ежели оной внук мой будет до времени совершеннолетнего его возраста находиться при мне, на моем воспитании и попечении. Однако ежели отец внука моего истребовает, то я, Арсеньева, все имение предоставляю в род мой Столыпиных».

Вот так: все или ничего! Неограниченная любовь бабушки не признает половинчатых решений. Что было делать Юрию Петровичу? Лишить сына всех этих завещанных благ? А что скажет сын, достигнув совершеннолетия?

Оскорблен был и унижен отец этим духовным завещанием Арсеньевой. Но ради сына, ради его будущего проглотил обиду, умолк.

Он понимал, что Арсеньева нанесла ему сокрушительный удар, на который нет возможности ответить, но понимал также, что сделала она это из любви к внуку – его сыну.

Вырастая, юный Лермонтов  все реже атаманствовал в играх. Он начинал понимать одиночество. Все нужнее оно было ему. В последнее время Миша не расставался с книгами. Он без конца перечитывал «Кавказского пленника» Пушкина, «Шильонского узника» Байрона. Получив в подарок от бабушки толстый альбом, Миша стал переписывать в него любимые поэмы.

Но, глядя на переписанные страницы, он видел уже за ними свои… свое… И постепенно начал писать.

Правда, больше сидел над бумагами, чем писал, но пальцы его сжимали и вертели перо, голова клонилась к столу, отяжелев от напряжения чувств, — слишком много накипело в душе!.. Все разом просилось в стихи. Трудно было выбрать что-то в этом многоголосом урагане. Тоска по матери… Вьюга, разыгравшаяся за окном… Кропотовская пустынная осень… Любовь… Все это пылало в его груди и заставляло набрасывать на листах бумаги пробные строфы, зачеркивать, рисовать профили… Несколько первых листов он порвал и сжег на свече. Но дальше стал все черновики складывать в ящик. Лавина еще не сорвалась, но уже сдвинулась и нависла над краем пропасти.

Стихотворение «Молитва»

В минуту жизни трудную

Теснится ль в сердце грусть:
Одну молитву чудную

Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная

В созвучьи слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко…

Мише было 14 лет, когда бабушка повезла его в Москву. После Тарханского одиночества Лермонтов попал в кипучее море молодой жизни – новые товарищи, большой круг родных и знакомых. Миша блестяще сдал вступительные экзамены в университетский пансион и начал там свое обучение.

Он легко вошел в студенческую жизнь. Среди новых товарищей он прослыл шутником и остроумцем, а также силачом. Во время послеобеденного отдыха он отличался в играх, происходивших во дворе. К широкоплечей фигуре Лермонтова очень шла пансионская форма – синий сюртук со стоячим малиновым воротником и синие брюки.

Московский университетский пансион сохранял с прежних времен направление литературное. Начальство поощряло занятия воспитанников сочинениями и переводами. Ученики много читали. Часто происходили литературные собрания, на которых слушались сочинения воспитанников. Издавались рукописные журналы и альманахи.

В такой атмосфере поэтический дар Миши Лермонтова развивался все больше и больше. Он пишет стихи, много рисует, участвует в издании рукописных журналов.

В день последнего экзамена Миша приехал домой очень радостный. Окончен четвертый класс. Он промчался так стремительно, что Мише казалось — он взял его приступом, с ходу, с маршу.

Дома его ждал отец. После праздничного ужина Юрий Петрович и Миша покинули гостей, так как им нужно было побыть вместе.

Разговор шел тихий и ровный. Дом давно опустел. Бабушка легла спать. Отец и сын иногда умолкали, прислушиваясь к шуму ветра и думая об одном, своем заветном… В эти минуты все мироздание было их домом — и Мария Михайловна, конечно, была с ними. Это была семья неразлучная – неразлучная в вечности.

Потом в руках Юрия Петровича оказалась Мишина тетрадь со стихами. Он прочитал все стихи и сказал: «У тебя талант… Это дар Божий… береги его».

Это и было главное. Отец и не подозревал, какую волшебную опору дал он своему сыну в его мечтах о поэзии. В 1830 году Лермонтов поступает на нравственно-политическое отделение Московского университета, где его раннее лирическое творчество достигает вершины. Но этот подъем длился недолго.

Стихотворение «Воля»

Моя мать – злая кручина,

Отцом же была мне судьбина,

Мои братья, хоть люди,

Не хотят к моей груди прижаться;

Им стыдно со мною,

С бедным сиротою,

Обняться…

Во всяком сердце, во всякой жизни пробежало чувство, промелькнуло событие, которых никто никому не откроет, а они-то самые важные и есть. В жизни Лермонтова таким событием явилась любовь к Вареньке Лопухиной.

Любовь? Лермонтов поглядывал на Вареньку, привыкая к ней… Белокурые волосы, продолговатое лицо, прямой нос, задумчивые черные глаза, родинка над бровью… В ней не было никакого кокетства, но были удивительная природная грация, мягкость… Лермонтов смотрел на нее, и в нем, словно от какого-то кошмарного сна, просыпалась душа. Это была радость, как увидеть, проснувшись после грозовой ночи, голубое небо.

Он смотрел на Вареньку, как на утраченную еще до встречи свою единственную и настоящую любовь. Встречи с ней он называл своим счастьем. Он трепетал от одной мысли, что это счастье может как-нибудь замутиться… вот уж тут как тут ее маменька. У нее одна забота: выдать дочку замуж, не прозевать жениха. Ну, Лермонтов, конечно же, не жених. Мальчик…

Стихотворение «Я жить хочу! Хочу печали…»

Я жить хочу! Хочу печали

Любви и счастию назло;

Они мой ум избаловали

И слишком сгладили чело.

Пора, пора насмешкам света

Прогнать спокойствия туман;

Что без страданий жизнь поэта?

И что без бури океан?

Он хочет жить ценою муки,

Ценой томительных забот.

Он покупает неба звуки,

Он даром славы не берет.

Близился день отъезда Лермонтова в Петербург. Бабушка поддержала решение внука продолжить обучение в Петербургском университете. А как же Варенька? Лермонтов остановился перед зеркалом, с недоумением посмотрел на себя и развел руками: «Никак! Можно писать письма, а потом и приехать… Время покажет – судьба ли это».

Лермонтов рассчитывал поступить в Петербургский университет на второй курс и, проучившись два года, выйти, наконец, на свободу, начать жизнь литератора. Однако так как он не сдавал экзаменов в Москве за свой первый курс, ему предложили начать все сначала. От этого Лермонтов пришел в бешенство. Его планы рушились. Он буквально восстал против университета. Единственно приемлемой для него оказалась Школа юнкеров. 

Лермонтов писал: «До сих пор я предназначал себя для литературного поприща, и вдруг становлюсь военным. Быть может, это кратчайший путь, и если он не приведет меня к моей первоначальной цели, то, возможно, приведет к конечной цели всего существующего. Умереть с пулей в груди стоит медленной агонии старца; поэтому, если начнется война, клянусь вам Богом, что везде буду впереди».

Стихотворение «Гусар»

Гусар! Ты весел и беспечен,

Надев свой красный доломан.

Но знай – покой души не вечен,

И счастье на земле – туман!

…Пускай судьба тебя голубит,

И страсть безумная смешит;

Но и тебя никто не любит,

Никто тобой не дорожит.

Гусар! Ужель душа не слышит

В тебе желания любви?

Скажи мне, где твой ангел дышит?

Где очи милые твои?

Молчишь – и ум твой безнадежней,

Когда полнее твой бокал!

Увы – зачем от жизни прежней

Ты разом сердце оторвал!..

Ты не всегда был тем, что ныне,

Ты жил, ты слишком много жил,

И лишь с последнею святыней

Ты пламень сердца схоронил.

В 1834 году Лермонтов оканчивает обучение в Школе юнкеров в звании корнета. После чего он направился на службу в лейб-гвардию Гусарского полка, стоявшего в Царском Селе под Петербургом. В конце 1835 года по поэта до поэта дошел слух, что Варвара Лопухина, которую он издавна любил и не переставал любить до конца жизни, выходит замуж за Н.И. Бахметьева, богатого мужчину и много старше ее.

 «Вот он последний удар… Теперь отнято все. Ну что ж, ни горя, ни рыданий, ни скрежета зубовного – ничего не будет»! Лермонтов побледнел, глаза налились глубоким мраком. Несмотря на всю неожиданность этого известия, Лермонтов будто ожидал его. Он вспоминал ее лицо. Она смотрела грустно, почти скорбно. Лицо ее было тихое, милое, единственное…

У ног других не забывал
Я взор твоих очей;
Любя других, я лишь страдал
Любовью прежних дней…

Через несколько лет Лермонтов встретился с Варенькой и понял, что она любит его и невыносимо страдает. Они долго смотрели в глаза друг другу. « Я не могу без тебя жить», — говорили ее глаза. «И я без тебя», — читала она в его помраченном тоской взоре… Они прощались. И чувствовали, что навсегда…

Настоящие известность, признание и всенародная слава пришли к Лермонтову в трагические январские дни 1837 года 

(Отрывок из романа М.И. Сизовой «Из пламя и света» (часть ІV, гл. VІІІ):

«Редко кто из жителей Петербурга не знал небольшого дома на Мойке с окнами, обращенными на канал, с подъездом под сводами ворот – дома, где жил Пушкин.

Вихри снега, подхваченные метелью, пролетали в тот вечер над его кровлей и бились в большие окна, где передвигались то темные фигуры людей, то огонек свечи, поспешно зажигаемый чьей-то рукой и так же поспешно исчезавший. Дверь подъезда беспрерывно открывалась, принимая и выпуская посетителей. Они входили и, пробыв несколько минут, возвращались убитые горем…

Лермонтов остановился перед подъездом, не решаясь войти. Увидев двух посетителей, выходивших на подъезд, услышал, как один сказал другому:

— Боже мой, боже мой, за что же так мучается человек? Как его надо было беречь!..

— Доверчив был Александр Сергеевич, — мрачно ответил другой. – Такие люди раз в пятьсот лет родятся.

— А у нас его травили!..

Лермонтов хотел остановить их, спросить, но, передумав, решительно пошел к подъезду.

— Войду и узнаю сам, — сказал он вполголоса самому себе и посторонился, пропуская высокую даму в черном, с седыми буклями над еще прекрасным лицом и Арендта, придворного врача.

— Неужели же, неужели нельзя помочь? — со слезами в голосе спрашивала дама.

Знаменитый врач без слов покачал отрицательно головой.

— Но вы врач!

— Да, — сказал он печально. – Увы, я только врач… Меня ждут во дворце, но, если разрешите, я довезу вас.

Он с удивлением посмотрел на преградившего им дорогу невысокого гусара, который с непокрытой головой стоял, держа кивер в руке. Гусар обратил на знаменитого доктора огромные глаза и тихо спросил:

— Скажите мне, ради бога, его рана опасна?.. Смертельна?..

— Весьма возможно.

— Но в чем опасность? В чем?

Доктор секунду помолчал и твердо ответил:

— И в месте ранения, и в потере крови.

Он подал руку даме в черном, но гусар приблизился еще на шаг и, уже глядя не на доктора, а на прекрасное лицо седой дамы, шепотом спросил:

— Но все-таки есть надежда?! Не правда ли? Надежда есть?..

Наступила пауза, потом седая дама, взглянув в темные глаза странного гусара, сказала медленно:

— Ни-ка-кой!..

— Разрешите? – сказал доктор, вторично предлагая ей руку.

Стук колес их кареты, заглушенный глубоким снегом, уже давно смолк за мостом, а Лермонтов все еще не двигался. Потом он отошел в темный угол у подъезда и заплакал, прижав голову к стене. Никто не слышал, как он бормотал невнятно:

— Погиб… Погиб поэт! Дивный гений угасает…

…Лермонтов возвращался к себе на Садовую поздно ночью. Он шел, не видя ничего, и сердце его горело от гнева и горя. Никогда еще он не ощущал с такой силой жажды борьбы с тем черным и страшным, что его окружало, и никогда не видел так ясно, что у него в руках есть верное оружие – его поэтическое слово».

Стихотворение «Смерть поэта»

Погиб поэт! – невольник чести.

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!..

Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде… и убит!

Убит!.. к чему теперь рыданья,

Пустых похвал ненужный хор

И жалкий лепет оправданья?

Судьбы свершился приговор!

Не вы ль сперва так злобно гнали

Его свободный, смелый дар

И для потехи раздували чуть затаившийся пожар?

Что ж? Веселитесь… — он мучений

Последних вынести не мог:

Угас, как светоч, дивный гений,

Увял торжественный венок…

Пистолетный выстрел, убивший Пушкина, дал миру Лермонтова. Знамя русской литературы, выпавшее из рук Пушкина, высоко поднял его наследник и преемник. На Руси явилось новое дарование, новая яркая звезда – Лермонтов. Щедро наградила его судьба. Сразу же после написания стихотворения «Смерть поэта» на него обрушились слава и опала – ссылка на Кавказ.

Кавказ стал поэтической родиной Лермонтова. Там, под пулями, в дыму сражений создаются его лучшие стихотворения, поэмы, первый в русской литературе реалистический роман в прозе «Герой нашего времени». Его творения становятся известными широкой общественности. Возвратившись из ссылки в 1838 году, Лермонтов имел невероятный успех в свете и при дворе. Но вот дуэль с сыном французского посла Барантом – и снова ссылка на Кавказ.

Перед отъездом Лермонтов случайно попал к знаменитой гадалке Кирхгоф. Он спросил у нее, выпустят ли его в отставку, оставят ли в Петербурге? Кирхгоф, раскинув карты, предсказала, что Лермонтову никогда больше не бывать в Петербурге и что ожидает его другая отставка, «после коей уже ни о чем просить не станешь». Лермонтов посмеялся такому гаданию, но в груди его похолодело. Он почти поверил этому.

Отменить ссылку не помогли хлопоты бабушки ни у царя, ни у Бога. Снова предстояла дорога. Елизавета Алексеевна, попрощавшись с внуком, заболела и надолго слегла.

С дороги Лермонтов написал бабушке: «Прощайте, милая бабушка… Вы бы хорошенько спросили только, выпустят ли, если я подам в отставку».

Он не знал о секретном предписании, которое вскоре будет послано вдогонку за ним, с указанием ни под каким видом не удалять поручика Лермонтова из полка и не прикомандировывать к экспедициям, чтобы отрезать всякий путь к выслуге.

Лермонтов был храбрым офицером. Но погиб он не в пылу сражений, не от руки горца. Его убийцей стал товарищ по юнкерской школе, человек, с которым Лермонтов поддерживал дружеские отношения вплоть до того рокового, страшного дня – 15 (27) июня 1841 года.

 Накануне офицеры, отдыхающие в городе, собрались в доме Верзилиных. Звучала музыка, многие танцевали. Вдруг музыка умолкла, и все явственно услышали слова «горец с большим кинжалом», сказанные Лермонтовым о своем юнкерском друге Мартынове (Мартынов любил носить черкеску и замечательной величины кинжал).

Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом; он подошел к Лермонтову и произнес:

Мартынов:

— Лермонтов, я тобой обижен, мое терпение лопнуло; мы будем завтра стреляться, ты должен удовлетворить мою обиду!

Лермонтов (смеясь):

— Ты вызываешь меня на дуэль? Знаешь, Мартынов, я советую тебе зайти на гауптвахту и взять вместо пистолета хоть одно орудие; послушай, это оружие верное – промаху не даст, а силы поднять у тебя станет.

Все офицеры захохотали, Мартынов взбесился.

Мартынов:

— Ты не думай, что это была шутка с моей стороны.

А Лермонтов был уверен, что это была шутка, верил, что все закончится миром. Трагедия разыгралась июльским вечером 1841 года у подножия Машука. Приближалась гроза, поэтому для поединка – небольшую и довольно покатую полянку – выбрали второпях, вблизи дороги. Условия дуэли были жестокими. Секунданты отмеряли 30 шагов, последний барьер поставили на десяти шагах, дали команду сходиться. Лермонтов остался неподвижен. Он поднял пистолет и опустил его тут же.

Лермонтов:

— Господа! Я стрелять не хочу! Вам известно, что я стреляю хорошо; такое ничтожное расстояние не позволит мне дать промах…

Лермонтов снова поднял пистолет и выстрелил вверх.

Мартынов быстрыми шагами подошел к барьеру, лицо поэта в этот момент было спокойным, почти веселым… Раздался оглушительный выстрел…

В ту секунду, как упал Лермонтов, сраженный наповал, черная туча, медленно поднимавшаяся над горизонтом, разразилась страшной грозой, пошел проливной дождь. Сама природа оплакивала великого поэта.

Наконец он получил «отставку», и именно ту, которую напророчила известная гадалка в Петербурге. Он и мертвым еще почти год оставался на Кавказе, пока бабушка не выхлопотала разрешение царя на перезахоронение тела поручика Лермонтова в родной земле.

В последний путь с Кавказа в Тарханы гроб с телом поэта сопровождал его любимый слуга, приставленный к Лермонтову еще с детства, — дядька Андрей Иванович Соколов.

Бабушка, от горя выплакавшая свои глаза, при встрече не могла поднять век. От слез они закрылись. Все вещи, тетради, сочинения внука, даже его игрушки, которые старушка бережно сохраняла, все она раздала, не будучи в силах видеть вокруг себя что-либо напоминавшее ей о Мишеньке. Слишком велика была боль…

Тело поэта было перезахоронено в небольшой часовне рядом с его матерью и дедом. Здесь поэт и обрел вечный покой. Над его могилой стоит большой, из черного мрамора памятник, на котором выбита простая надпись: «Михайло Юрьевич Лермонтов», а по бокам даты рождения (3 октября 1814 года) и смерти (15 июля 1841 года). Десятки тысяч людей ежегодно посещают это ставшее для всех святым место.

Через всю жизнь мы проносим в душе образ поэта – грустного и строгого, нежного и властного, скромного и насмешливого, язвительного и мечтательного. Поэта гениального и так рано ушедшего. Он наполняет наши души жаждой борьбы, творчества и вечным исканием истины.

И мы всегда будем благодарны ему за это!

Поэтический звездопад «Над Лермонтовской строкой»